Публикуем обзор дисциплинарной практики Адвокатской палаты Санкт-Петербурга за вторую половину 2019 года

ДИСЦИПЛИНАРНАЯ ПРАКТИКА

АДВОКАТСКОЙ ПАЛАТЫ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА

ИЮЛЬ-ДЕКАБРЬ 2019 ГОДА

Во втором полугодии 2019 года рассмотрено с вынесением решения 62 дисциплинарных производства, три из которых были в отношении одновременно двух адвокатов каждое. В результате были вынесены замечания 25 адвокатам, предупреждения – 6 адвокатам, статус 5 адвокатов прекращен. Остальные дисциплинарные производства прекращены по различным основаниям:

ввиду отсутствия нарушений в действиях (бездействии) адвоката – в отношении 18 адвокатов (при этом в отношении одного адвоката по данному основанию было прекращено 2 дисциплинарных производства);

- в силу малозначительности совершенного адвокатом проступка – в отношении 3 адвокатов;

- вследствие отсутствия допустимого повода для возбуждения дисциплинарного производства – в отношении 4 адвокатов;

- на основании отзыва жалобы – в отношении 1 адвоката;

- за истечением срока – в отношении 1 адвоката;

- вследствие состоявшегося ранее решения с теми же участниками, по тому же предмету и основанию – в отношении 1 адвоката.

Ещё два дела были возвращены Советом АП Санкт-Петербурга (далее – Совет) в Квалификационную комиссию (далее – Комиссия) на новое разбирательство.

ПРЕКРАЩЕНИЕ СТАТУСА

Три адвоката были лишены статуса за неисполнение обязательств перед своими доверителями, статус двух адвокатов прекращен из-за задолженности по ежемесячным отчислениям на общие нужды АП. Один из них не вносил платежи на протяжении восьми месяцев, другой – в течение шести. Помимо большой задолженности по обоим делам были установлены и такие нарушения, как неуплата целевого разового взноса на протяжении трех лет без уважительных причин, задолженность по отчислениям первого месяца, неуведомление АП СПб об избранной форме адвокатского образования. Задолженности также стали основанием для объявления замечаний 10 адвокатам.

***

Адвокат М. дважды неправильно подготовил комплект документов для ЕСПЧ, из-за чего Суд не принял жалобу, и в конечном итоге срок для ее подачи истек.

Г. обратилась к адвокату М. за подготовкой и направлением жалобы в Европейский Суд по правам человека по делу ее родственника, который содержался под стражей. Они заключили соглашение с довольно некорректной формулировкой предмета – обжаловать судебные решения по уголовному делу В. в Европейский суд по правам человека. Гонорар составил 150000 рублей.

Спустя месяц адвокат М. предложил Г. заключить дополнительное соглашение для оплаты специалиста из Франции, который должен был помочь ему составить жалобу грамотно.

Но ни французский специалист, ни опыт адвоката М. не заставили ЕСПЧ принять жалобу, она была возвращена с указанием на подп. «с» п. 1 ст. 47 Регламента Суда: направленный адвокатом М. комплект документов удостоверял его полномочия в качестве представителя В. отдельной доверенностью, которая, хотя и содержала подпись подзащитного, но была оформлена с нарушениями требований ст.47 Регламента ЕСПЧ, предусматривающей, что оформление оригинала подписи заявителя по одобрению полномочий представителя, как и оформление оригинала подписи представителя, подтверждающее его согласие действовать от имени заявителя, должно производится непосредственно в формуляре жалобы.

Несмотря на полученные вместе с отказом ЕСПЧ разъяснениями, как следует устранить допущенные нарушения, повторный комплект документов содержал те же нарушения, поэтому в принятии второй жалобы также было отказано.

Отдельно доверительница обратила внимание АП СПб на выражения, приемы и стиль, демонстрируемые адвокатом.: «… использовать наличие иностранного гражданства в качестве аргумента для уничижительного тона обращения в мой адрес», «я попрошайничаю для судей», а также характеристики личности как ««одиозная» и тому подобное».

Адвокат М. утверждал, что подготовил мотивированную жалобу против Российской Федерации с приложениями, в соответствии с регламентом ЕСПЧ и нормами закона, кроме того М. был уверен, что подписанный сторонами акт «исключает гражданско-правовые судебные споры в будущем по выполнению и оплате оказанных услуг прямо или косвенно вытекающих из Соглашений».

По утверждению адвоката М., «платежи по соглашению на сумму 100 и 72 т.р. были верифицированы Доверителем и подтверждены Актом, банковскими чеками, а также рукописными расписками… (она настояла на форме расписки вместо квитанции)». Повторная выдача квитанций на указанные суммы, по мнению М., могла побудить доверительницу организовать необоснованный повторный сбор пожертвований для защиты ее родственника с сочувствующих лиц и фондов. Адвокат предупреждал, что Г. вводит в заблуждение АП СПб, представив «вновь распечатанный лист…» соглашения, «расписавшись сама и указав на якобы отсутствие подписи адвоката…».

Адвокат ссылался и на то, что Г. умышленно скрыла от АП СПб Доверенность (ст. 36 Регламента ЕСПЧ), содержащую подпись от имени В. и подтверждающую его полномочия в ЕСПЧ от имени подзащитного. М. считает, что подготовленные им два экземпляра доверенности от имени В. были за него подписаны самой Г. При этом адвокат ссылался на заключение произведенной за его счет почерковедческой экспертизы.

Комиссия и Совет усмотрели в действиях адвоката М. целый ряд умышленно совершенных нарушений:

·     он получил по двум соглашениям вознаграждения, которые не внес в кассу адвокатского образования, и выдавал рукописные расписки без оформления приходных документов (нарушение п.6 ст.25 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 63–Ф3 «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» (далее - Закон об адвокатуре));

·     ненадлежащим образом подготовил и направил комплект документов в ЕСПЧ, нарушив Регламент ЕСПЧ, что привело к утрате по сроку возможности рассмотрения жалобы (нарушение п.1 ст.8 Кодекса профессиональной этики адвоката (далее – КПЭА));

·     адвокат М. без ведома доверителя осуществил проверку представленного ею документа, выразил ей тем самым недоверие (нарушение п.7 ст.10 КПЭА);

·     не представил по требованию Г. доказательств о передаче вознаграждения иностранному специалисту (нарушение п.2 ст.5 КПЭА);

·     употреблял отрицательные характеристики доверителей, в своих высказываниях использовал недопустимый тон (нарушение п.2 ст.8 КПЭА);

·     заявлял об абсолютной доказанности преступных эпизодов, при том, что его доверитель свою вину не признает (нарушение подп.3 п.1 ст.9 КПЭА).

Совет АП СПб также принял во внимание, что недобросовестность адвоката М. повлекла невосполнимые процессуальные потери для его доверителя, утрачена перспектива дальнейшего восстановления его прав. Адвокат М. в своих объяснениях Совету указал, что его доверитель В. защиты не заслуживает, не менее пренебрежительно и цинично адвокат высказывался в отношении своей доверительницы Г. Объясняя Совету причину, по которой адвокат М. принял на себя поручение, будучи полностью уверенным в виновности доверителя, он сообщил, что, выбирая между моралью и профессионализмом, он выбрал последнее. Данное объяснение свидетельствует о том, что М. не понимает основополагающих принципов адвокатской профессии, по сути, объявляя профессиональную деятельность адвоката-защитника деятельностью, идущей вразрез с моралью.

Статус адвоката М. прекращен. Вновь пройти экзаменационные испытания на статус адвоката М. сможет не ранее, чем через 3 года.

***

Адвокат Е. не исполнил три соглашения с разными доверителями и был лишен статуса на 5 лет.

Так, М. требовалось оформить в собственность земельный участок и дом в дачном некоммерческом товариществе и зарегистрироваться в этом доме. За помощью в этих вопросах она в январе 2019 обратилась к адвокату Е., заплатив ему 115000 рублей. Поручение не было исполнено, более того, адвокат стал уклоняться от контактов с М. и не отвечал на просьбу вернуть деньги.

Даже когда М. обратилась с жалобой в Палату, адвокат, не взглянув на жалобу, уверял, что разрешит конфликт, но на заседании Комиссии полностью признал претензии и пояснил, что все недоразумения возникли из-за того, что он общался с М., которая является иностранкой, через программу «Переводчик» в мобильном телефоне, а вознаграждение в кассу адвокатского образования он внести не успел.

Комиссия и Совет посчитали, что адвокат Е. не исполнил обязательств, принятых по соглашению с доверительницей М., не вернул ей деньги (нарушение п.1 ст.8 КПЭА), не внес их в установленном порядке в кассу адвокатского образования и не выдал М. платежные документы о принятии денежных средств (нарушение п. 6 ст. 25 Закона об адвокатуре).

Вторая доверительница – Ж. – устно договорилась с адвокатом Е. о ведении гражданского дела в первой и апелляционной инстанциях, заплатив ему 25000 рублей, при этом адвокат, как и в первом случае, не выдал доверительнице подтверждающих платежных документов и не внес деньги в кассу.

Он не присутствовал ни в одном судебном заседании, затем неоднократно обещал вернуть Ж. документы по делу и деньги, однако не вернул и стал уклоняться от встреч.

Р. также не посчастливилось заключить соглашение с адвокатом Е., который обязался направить адвокатские запросы, за что получил 10000 рублей. Правовой помощи адвокат Е. не оказал, на звонки доверителя отвечал и договаривался о встречах, но потом отменял их по разным причинам.

Комиссия и Совет заключили, что адвокат Е. нарушил п.1 и п.2 ст.25 Закона об адвокатуре, заключив со второй доверительницей – Ж. – устное соглашение, при этом полученные в качестве вознаграждения за работу по устному соглашению денежные средства он не внес в кассу адвокатского образования, таким образом нарушил п.6 ст.25 Закона об адвокатуре. Более того, адвокат Е. принял поручение от Ж., но не явился ни в одно судебное заседание ни первой, ни апелляционной инстанции, фактически отстранился от работы по гражданскому делу, не исполнив поручения (нарушение п.1 ст.8 КПЭА).

По соглашению с третьей доверительницей – Р. – адвокатом совершены аналогичные нарушения: невнесение гонорара в кассу адвокатского образования и неисполнение взятых на себя обязанностей (нарушения п.6 ст.25 Закона об адвокатуре и п.1 ст.8 КПЭА).

***

Адвокат Н. тоже лишился своего статуса на 5 лет.

В марте 2019 Р. и адвокат Н. заключили договор об оказании юридической помощи в споре между двумя юридическими лицами. Вознаграждение адвоката составило 600000 рублей и должно было выплачиваться в момент подписания договора, и несколькими платежами адвокату было выплачено 560000 рублей.

Через некоторое время адвокат Н. ознакомился с делом в арбитражном суде N-ской области, после чего сообщил, что будет обжаловать решения нижестоящих судов в Президиум Верховного Суда РФ, а пропущенный по уважительной причине срок будет восстанавливать. При этом Р. полагал, что адвокат не знакомился с материалами арбитражного дела (29 томов) в необходимом объеме, поскольку провел в суде непродолжительное время с момента приезда в город утром до встречи с доверителем в этот же день.

Когда после заключения договора прошел четвертый месяц, Р. посчитал, что адвокат Н. его обманул, поскольку не интересовался объектом, объемом работы и другими условиями договора. На обращения к адвокату по интернету тот отвечал, что работает по делу и все расскажет, когда приедет. Через некоторое время адвокат Н. стал скрываться от доверителя, умышленно не получал претензии по почте, перестал общаться по интернету и отвечать на телефонные звонки.

Р. заключил, что адвокат Н., воспользовавшись своим статусом, обманул его и завладел деньгами, а юридической помощи не стал оказывать.

Адвокат назвал претензии Р. неуместными и необоснованными, увидев сложившуюся ситуацию по-другому: он встретился с Р. и его юристом в Санкт-Петербурге в своем офисе, где подробно были обрисованы проблемы в отношениях двух юридических лиц, между которыми возник спор. Было заключено соглашение, которое писалось в присутствии самого Р. и его юриста, в текст вносились любые поправки и после согласования всех вопросов соглашение было подписано.

Стоимость работ была определена сторонами в 600000 рублей и должна была выплачиваться в день подписания соглашения. Однако с оплатой сразу начались проблемы, она поступала в течение нескольких месяцев, и вплоть до разбирательства в Квалификационной комиссии окончательно не внесена; несмотря на это адвокат Н. приступил к работе. По мере ознакомления с проблемой Р. выяснилось много вопросов, не поднятых на переговорах. Кроме того, между организациями имелось несколько десятков многотомных арбитражных дел, имелись и уголовные дела в отношении Р., находящиеся на стадии расследования. Сам Р. находился под домашним арестом.

По делу Р. было очень много ознакомительной и исследовательской работы, и это требовало огромного количества времени. Адвокат также указал, что не было ни одного пропущенного им звонка от Р., даже при постоянной смене Р. номеров используемых им телефонов. Претензию же адвокат не мог получить, поскольку полтора месяца находится в командировке в другом городе в судебных процессах.

Н. сообщил, что работы по делу Р. он продолжает, несмотря на отсутствие полной оплаты по соглашению, а решение конфликта видит в том, что после возвращения из командировки он встретится с Р., и они поговорят, после чего будет произведен взаимный расчет по согласованию сторон или в гражданско-правовом процессе.

Вопреки мнению адвоката Комиссия и Совет пришли к выводу о нарушении Н. ряда требований закона. Во-первых, предмет соглашения был сформулирован крайне неконкретно, что, судя по поступающим в АП СПб жалобам и обращениям, нередко является причиной разногласий между доверителями и адвокатами. В случае адвоката Н. в соглашении отсутствовали указания, по какому именно договору между юридическими лицами будет оказана юридическая помощь, в какой стадии находится спор, в каком органе он рассматривается или будет рассматриваться; не было сформулировано, какие именно «определенные юридические действия» должен выполнить адвокат Н., и хотя бы примерные сроки исполнения условий, если не всего соглашения, то отдельных его этапов, что привело к неопределенности во взаимоотношениях сторон соглашения (нарушение подп.2 п.4 ст.25 Закона об адвокатуре), отсутствовали квалифицированно оформленные договорные отношения с доверителем, в том числе в формулировании предмета договора в соответствии с требованиями Закона об адвокатуре, что является профессиональной обязанностью адвоката, в отсутствие работы адвоката Н. по заключенному соглашению с Р. в течении продолжительного периода времени (нарушение п.1 ст.8 КПЭА).

Во-вторых, адвокат Н. ввел в заблуждение доверителя Р. относительно принятых на себя обязательств и уклонился от предоставления информации о своей работе по соглашению в течение четырех месяцев (нарушение п.2 ст.5 КПЭА).

Адвокат также сослался на свою занятость в судебных процессах в другом городе как на уважительную причину, препятствовавшую выполнению поручения Р. (нарушение подп.5 п.1 ст.9 КПЭА), и не предоставил вместе с объяснением в Комиссию адвокатское производство, что не позволило судить о достоверности сведений, изложенных адвокатом, и опровергнуть доводы жалобы (нарушение п.4 ст.8 и п.1 ст.21 КПЭА).

НАРУШЕНИЯ В ЗАЩИТЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ

Доверитель записал на телефон свой разговор с дознавателем и адвокатом, а запись впоследствии обернулась для защитника предупреждением.

А. обвинялся по ч.1 ст.119 УК РФ. Защищать его была назначена адвокат Р. Доверитель сообщил ей, что вину не признает, но впоследствии стал понимать, что защитник должной юридической помощи ему не оказывает, заняв позицию вопреки его версии, совместно с дознавателем уговаривая подписать явку с повинной, ведь «так всем будет удобнее». А. увидел свою защиту как простое присутствие на следственных действиях, поскольку никаких вопросов их участникам адвокат не задавала. Но дальше дознаватель и адвокат стали склонять А. к ознакомлению с материалами уголовного дела, а после ознакомления примерно с 25-30 листами стали предлагать подписать протокол ознакомления с материалами всего дела. А. отказывался, ссылаясь на плохое самочувствие и необходимость принять лекарство, просил перенести ознакомление на день или два, но дознаватель отказывался, трактуя волю обвиняемого как отказ от подписи протокола об ознакомлении с материалами дела. Адвокат Р. занимала ту же позицию, склоняя подзащитного к подписанию протокола. А. просил у дознавателя дать ему возможность сфотографировать все материалы дела, проанализировать их, чтобы он мог на следующий день принести необходимые ходатайства и уже тогда подписать протокол. Дознаватель отказала и написала в протоколе, что обвиняемый отказался от подписи, и адвокат Р. своей подписью это подтвердила. А. записал все разговоры на мобильный телефон, впоследствии приложив эту запись к жалобе в АП.

Адвокат Р. подтвердила, что с обвинением А. не соглашался и вину не признавал, в связи с чем ею были заявлены ходатайства о проведении очных ставок. С подзащитным она побеседовала, разъяснила возможность примирения с потерпевшей, но А. отрицал свою вину, поэтому с ним была согласована позиция защиты. Далее адвокат с А. были у дознавателя, где А. сфотографировал материалы дела, после чего дознаватель путем прочтения вслух знакомила его с материалами. Ознакомление во времени не ограничивалось, и от А. вопросов не поступило. Подписывать протокол ознакомления с материалами уголовного дела А. не стал, сказав, что делать этого просто не хочет. Процессуальные права разъяснялись А. дознавателем и адвокатом перед каждым следственным действием. Никто не склонял его к написанию явки с повинной или протокола, он отказался подписывать его сам. Адвокат считала, что защита А. осуществлялась добросовестно и качественно.

Несмотря на такие пояснения адвоката, Комиссия и Совет установили нарушение адвокатом Р. при защите А. подп.2 п.1 ст.9 КПЭА, поскольку адвокат заняла позицию, противоречащую позиции подзащитного, заявившего ходатайство об отложении (переносе) следственного действия на другой день в связи с плохим самочувствием и необходимостью более тщательного ознакомления с делом.

Адвокату Р. объявлено предупреждение.

***

Не так редко случается, что следователи, умышленно или нет, пытаются подменить адвоката по соглашению адвокатом по назначению и провести с его участием «нужные» следственные действия или закончить следствие. При этом они, по всей видимости, ожидают, что с адвокатом по назначению будет меньше проблем, неудобства, он не будет въедливо и активно осуществлять защиту и реализовывать свои процессуальные права. К счастью, такие ожидания следователей далеко не всегда оправдываются, но в любом случае в таких ситуациях прибывшему по назначению адвокату особенно важно установить, соблюдены ли следователем требования закона при его приглашении и может ли он вступить в дело. В частности, участвует ли в деле адвокат по соглашению, соблюден ли срок его извещения и какова причина его неявки, а если по делу ранее работал адвокат по назначению, то по какой причине происходит его замена, добровольно ли написано заявление об отказе от предыдущего адвоката.

Очевидно, что так поступают не всегда и не все защитники, работающие по назначению, оттого получили распространение претензии к адвокатам на принятие ими поручений на защиту по назначению против воли обвиняемого при участии в процессе защитника по соглашению («двойная защита»). И такие жалобы поступают в палату как от доверителей, так и от адвокатов, которые в этих делах работают по соглашению.

В одном из недавно рассмотренных Палатой дел следователь ввел в заблуждение «АИС Адвокатура» относительно обоснованности участия адвокатов по назначению, но сами адвокаты, прибыв по заявке, поступили по-разному.

Так, для защиты двух подозреваемых по одному уголовному делу по вызову следователя прибыли два адвоката по назначению. Оба подследственных отказались от них, ссылаясь на наличие адвокатов по соглашению. Один из назначенных адвокатов отказался участвовать в незаконных следственных действиях, другой – адвокат Р. – не отказался и стал впоследствии участником дисциплинарного производства.

На его действия подал жалобу адвокат Л., осуществляющий защиту по соглашению, которого следователь предпочел не вызывать, а заменить на адвоката по назначению.

В жалобе было указано, что адвокат Р., назначенный для защиты обвиняемого И., прибыл со следователем в СИЗО-1. Следователь, несмотря на возражения И. (клиента по соглашению адвоката Л.) и отказа от участия в незаконных действиях второго адвоката по назначению, пришедшего ко второму подследственному, пытался провести следственные действия совместно с Р. в отсутствие адвоката по соглашению. При этом следователь угрожал обвиняемому и адвокату по назначению, отказавшемуся от участия в незаконных следственных действиях, а затем предъявил обвинение и допросил обвиняемого при участии адвоката Р.

Адвокат Л. в жалобе просил рассмотреть и оценить факт незаконных действий адвоката Р. в угоду следователю и в разрез интересов подследственного. Невзирая на комментарии и возражения подзащитного И., адвокат Р. подписал документы по предложению следователя в нарушение положений ч.3 ст.215 УПК РФ.

Адвокат Р. не был согласен с претензиями коллеги и назвал их клеветой. Он указал, что, явившись в СИЗО-1, предъявил следователю ордер, ознакомился с постановлением о привлечении И. в качестве обвиняемого, побеседовал с ним наедине, согласовал позицию. И. не сообщил, что у него есть адвокат по соглашению, и согласился на участие в следственных действиях адвоката Р. Защитник и обвиняемый И. подписали протокол допроса в качестве обвиняемого.

В ходе рассмотрения дела было установлено, что заявка в «АИС Адвокатура» поступила накануне планируемых следственных. При этом в графе «Основание назначения защитника/представителя»: ст.50 ч.3 УПК РФ (неявка приглашенного защитника в течение 5 суток), а в графе «Предыдущий защитник или представитель» указано, что его нет. По полученным от следователя сведениям, истекал предельный срок содержания под стражей обвиняемых, а адвокат Л. и адвокат второго обвиняемого сообщили, что они «тяжко заболели, как минимум на неделю», поэтому был назначен адвокат в порядке ст.51 УПК РФ, не дожидаясь истечения 5-дневного срока «тяжкой болезни».

Таким образом, следователь ввел в заблуждение «АИС Адвокатура» относительно обоснованности участия адвоката по назначению в деле И.

Комиссия и Совет пришли к выводу, что адвокат Р. нарушил подп. 1п.1 ст.9 КПЭА, поскольку прибыв со следователем в следственный изолятор для участия в следственных действиях, не выяснил информацию о наличии в деле адвоката по соглашению, о времени его уведомлении о следственном действии, о причинах и сроках его отсутствия, о наличии постановления следователя о замене адвоката, о причинах перепредъявления обвинения в последний день срока содержания И. под стражей и принял участие в следственных действиях.

Кроме того, адвокат Р. принял участие в следственных действиях с подзащитным, у которого имелся адвокат по соглашению, нарушив Решение Совета ФПА РФ № 1 от 27.09.2013, в соответствии с которым: «Адвокат в соответствии с правилами профессиональной этики не вправе принимать поручение на защиту против воли подсудимого и навязывать ему свою помощь в качестве защитника по назначению, если в процессе участвует защитник, осуществляющий свои полномочия по соглашению».

Адвокат Р. получил предупреждение и на 6 месяцев был исключен из работы по назначению.

***

Адвокат по назначению О. в СИЗО-1 приняла участие в процедуре ознакомления обвиняемого М. с материалами уголовного дела при наличии у М. соглашения с адвокатом П.

М. в жалобе утверждал, что присутствовавший там же в СИЗО его адвокат по соглашению П. сообщил адвокату О., что им осуществляется защита М., а М. подтвердил, что в услугах адвоката О. не нуждался. Адвокат П. также пояснил, что поданное им заранее ходатайство о переносе начала срока ознакомления с материалами дела не было как-либо разрешено следователем, но после ухода П. обвиняемого привели в другой следственный кабинет, где находились следователь и адвокат О., которые все же предложили М. ознакомиться с пятью томами уголовного дела. Он еще раз заявил о желании работать с адвокатом П., но все его слова адвокат О. проигнорировала. В тот же день О. подписала протокол о выполнении требований ст.217 УПК РФ.

Адвокат О. в объяснении указала, что, явившись в СИЗО, узнала от следователя, что адвокат по соглашению П., будучи дважды заблаговременно извещенным о дате ознакомления с делом, не являлся. Сославшись на положения ч.3 ст.50 УПК РФ, следователь объяснила О., что ввиду неявки П. в течение 5 суток, ей пришлось прибегнуть к вызову адвоката в порядке ст.51 УПК РФ.

Впрочем, адвокат О. не отрицала, что в кабинете следственного изолятора М. находился вместе с адвокатом П., и они возражали против проведения ознакомления с материалами уголовного дела в этот день, ссылаясь на то, что не были заблаговременно извещены следователем о намеченном мероприятии на эту дату.

Адвокат О. выразила сожаления, что недостаточно разобралась в ситуации, поддержала ошибочную трактовку следователем положения ч.3 ст.50 УПК РФ и приняла участие в ознакомления М. с материалами дела, при этом умысла на нарушение установленного порядка разграничения компетенции адвокатов по соглашению и адвокатов по назначению не имела.

Комиссия и Совет нашли в действиях адвоката О. нарушения п.1 ст.8 КПЭА: она приняла участие в ознакомлении с материалами уголовного дела, нарушив требования ч.3 ст.50 УПК РФ, устанавливающей особый порядок замены приглашенного защитника, который не был соблюден, при этом права М. на предоставление ему пяти суток для приглашения другого защитника были нарушены; а также подп.1 и 2 п.1 ст.9 КПЭА, поскольку О. приступила к осуществлению защиты против воли обвиняемого М., который категорически и последовательно отказывался от юридической помощи адвоката по назначению, указывал на наличие у него защитника по соглашению.

Адвокату О. объявлено замечание и определена обязанность пройти обучение, которое несколько раз в год проводит АП СПб для адвокатов, участвующих в качестве защитников и представителей в судопроизводстве по назначению.

***

Адвокат Ж. по назначению осуществляла защиту интересов Г. в суде по административному иску о госпитализации Г. в недобровольном порядке, который в итоге был удовлетворен и Г. в недобровольном порядке был помещен в СПб ГКУЗ «Психиатрическая больница Святого Николая Чудотворца».

Из представления вице-президента следовало, что до рассмотрения судом административного иска адвокат Ж. с Г. не встречалась, по делу не общалась, волеизъявление клиента, его отношение к иску не выясняла, позицию по делу с доверителем Г. не согласовывала, мер к проверке обстоятельств, исключающих присутствие Г. в судебном заседании не принимала, хотя имела право ходатайствовать перед судом об отложении рассмотрения административного иска и предоставления ей возможности встречи с доверителем Г. для выработки позиции по делу. Препятствий для такой встречи адвоката с доверителем не установлено. Ознакомившись с заключением комиссии врачей-психиатров, обсудив с прокурором позицию о принудительной госпитализации, адвокат Ж. с заключением согласилась.

Адвокат Ж. сообщила, что материалы дела были предоставлены ей для ознакомления накануне судебного заседания. Из них следовало, что и ранее Г. проходил лечение в той же больнице, последняя выписка Г. была в начале января 2018, а в ноябре того же года Г. был госпитализирован в больницу по направлению скорой помощи, которую вызвали родные Г. Он написал заявление о выписке домой, считая, что не нуждается в медицинской помощи и лечении. Комиссия врачей-психиатров пришла к выводу, что Г. страдает хроническим психическим расстройством в виде простой шизофрении; пациент неоднократно госпитализировался в психиатрическую больницу с агрессивным поведением в адрес родных, находился на принудительном амбулаторном лечении; на момент принятия комиссией врачей-психиатров решения имела место декомпенсация психического состояния и комиссия сделала вывод о том, что Г. нуждается в пребывании в условиях закрытого психиатрического лечения и не может дать самостоятельное добровольное согласие на госпитализацию и лечение в условиях психиатрического стационара. Полагая, что согласно ч.2 ст.20 Закона РФ «О психиатрической помощи и гарантии прав граждан при ее оказании» установление диагноза психического заболевания является исключительным правом комиссии врачей-психиатров, адвокат Ж. согласилась с административным исковым заявлением.

Адвокату объявлено замечание, поскольку были нарушены подп.3 п.4 ст.6 Закона об адвокатуре и подп.2 п.1 ст.9 КПЭА, в соответствии с которыми адвокат не вправе занимать по делу позицию, противоположную позиции доверителя, и действовать вопреки его воле, за исключением случаев, когда адвокат-защитник убежден в наличии самооговора своего подзащитного.

«ПРИТВОРНОЕ» СОГЛАШЕНИЕ:

АДВОКАТ ПО НАЗНАЧЕНИЮ ПОЖАЛОВАЛСЯ НА ЗАЩИТНИКА ПО СОГЛАШЕНИЮ

В апреле 2019 года Палата получила очень нетипичную жалобу. Ее автором выступил адвокат по назначению, который вынужден был подать жалобу на своего коллегу – адвоката В., который работал по соглашению. Только весьма странному соглашению.

Так, 27 апреля в 21:56 от следователя поступила заявка на предоставление адвоката для осуществления защиты по уголовному делу К. по п.«а» ч.2 ст.161 УК РФ.

Адвокат Г. сообщил, что 28 апреля в 00:03 по этой заявке он прибыл в следственный отдел, однако, несмотря на вызов, Г. не был допущен следователем к подзащитному на том основании, «что уголовное дело не возбуждено». Проявив настойчивость, адвокат Г. попал в СО, где представил следователю ордер и заявил о необходимости побеседовать с К. до его допроса, но снова получил отказ.

Указанные обстоятельства были отражены в заявлении на имя следователя, но и оно не было принято. Следователь потребовал, чтобы адвокат Г. покинул помещение отдела, поскольку с К. будут проводиться следственные действия. Данный разговор был зафиксирован адвокатом Г. на камеру мобильного телефона.

29 апреля Г. был вызван следователем в Выборгский районный суд Санкт-Петербурга для участия в процедуре избрания К. меры пресечения. При ознакомлении в суде с материалами дела адвокат Г. обнаружил, что, безосновательно отказав ему 28 апреля в защите К., 29 апреля был приглашен адвокат В., «который откликнулся на просьбу следователей, приехал и заключил соглашение с К. С участием адвоката В. были проведены следственные действия, в результате которых К. признал свою вину…».

Г. обратил внимание, что ни в каких иных следственных действиях адвокат В. участия не принимал. Адвокат Г. был уверен, что это свидетельствовало о том, что «…цель приезда адвоката В. по просьбе следователя – это помочь следствию обвинить К. и заставить его взять вину на себя. Данные факты говорят нам, что адвокат В. действовал в интересах следствия, а не в интересах своего подзащитного».

Адвокат Г. также указал, что доверитель К. был опрошен адвокатом Л, вступившей в дело на основании соглашения, и К. рассказал: «Фактически я был лишен свободы с момента задержания, т.е. примерно с 17 часов 27 апреля, тогда как мое задержание в материалах дела оформлено рапортом сотрудников УР в 19 час. 55 мин. 28 апреля, т.е. сутки спустя. Адвокат Г. со мной не работал, но отказ от его услуг я писал по просьбе следователя. Адвокат В. присутствовал на одном допросе в ночь на 29 апреля. До этого меня в следственном отделе допрашивал следователь в ночь с 27 на 28, адвоката не было, а В. появился только через сутки – на втором допросе. Он со мной побеседовал только об оплате его услуг, я подписал соглашение на его разовую работу, которую он оценил в 3000 руб., денег я ему не давал. Он только посидел на допросе и расписался в протоколе».

Адвокат В. пояснил, что вечером 28-го он пришел в следственный отдел для того, чтобы подписать у следователя постановления об оплате труда адвоката по делам, в которых он ранее принимал участие. В кабинете следователя находился задержанный, который, как рассказал следователь, написал отказ от адвоката по назначению Г. И следователь предложил адвокату побеседовать с К. по поводу возможности представлять его интересы на следствии. К. попросил В. защищать его на предстоящем допросе и согласился заключить соглашение на одно следственное действие, пообещав, что вознаграждение адвокату внесут его родственники на следующий день. На указанных условиях соглашение сторонами было подписано. В. выполнил свою часть обязанностей, а вознаграждение родственниками К. так и не было уплачено.

Комиссия пришла к выводу, что адвокатом В. нарушены подп.9 п.1 ст.9 КПЭА, в соответствии с которым адвокат не вправе оказывать юридическую помощь по назначению в нарушение порядка ее оказания, установленного решением Совета, а адвокат В., не имея соответствующего поручения, принял на себя защиту на предварительном следствии К. в нарушение Решения Совета АП СПб (протокол № 1 от 24.01.2017) «О внесении изменений и дополнений в Решение Совета АП СПб «О порядке оказания юридической помощи адвокатами, участвующими в судопроизводстве в качестве защитников и представителей по назначению органов дознания, органов предварительного следствия и суда» от 14.06.2016 (протокол № 6.1)». Комиссия также посчитала, что адвокат нарушил ст.25 Закона об адвокатуре, в том числе п.6 ст.25.

На заседании Совета адвокат В. не согласился с заключением Комиссии, в числе прочего потому, что не считает заявление адвоката Г. допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства: со стороны доверителя и других его защитников жалоб в отношении адвоката В. не поступало, а права самого Г. нарушены не были.

Совет АП СПб указал, что согласно подп.1 п.1 ст.20 КПЭА, поводом для возбуждения дисциплинарного производства является (inter alia) жалоба, поданная в адвокатскую палату другим адвокатом. Таким образом, Кодекс не ограничивает адвоката, подающего жалобу на другого адвоката, защитой только собственных интересов или интересов доверителя, но предоставляет ему возможность подачи жалобы на другого адвоката в интересах адвокатского сообщества в целом. Поэтому заявление адвоката Г. Совет АП СПб признал допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства вне зависимости от того, были ли нарушены действиями адвоката В. права адвоката Г. или нет.

Для решения вопроса о допустимости повода для возбуждения дисциплинарного производства и дисциплинарного разбирательства в целом не имеет правового значения отсутствие жалоб на адвоката В. со стороны доверителя и других адвокатов. Возбуждая дисциплинарное производство в отношении адвоката В., президент АП СПб действовал в пределах своих полномочий, предоставленных ему п.1 ст.21 КПЭА.

Притворный характер соглашения об оказании юридической помощи К. подтверждается совокупностью имеющихся в деле доказательств, таких, как объяснения К. об обстоятельствах его нахождения в СО, заключения соглашения с адвокатом В. и о поведении адвоката В. во время допроса; объяснения самого адвоката В. о том, что к защите К. он приступил по инициативе следователя. Кроме этого, на притворный характер соглашения указывают обстоятельства появления адвоката В. в СО по Выборгскому району в ночное время; безденежность соглашения; предмет соглашения (защита при производстве только одного следственного действия); отказ К. от услуг адвоката В., последовавший сразу после окончания допроса; отсутствие регистрации соглашения в адвокатском образовании. Кроме этого, отвечая на вопросы Совета АП СПб, адвокат В. сообщил, что приступил к защите К., поскольку следователь пояснил ему, что от услуг адвоката Г., направленного АП СПб, подозреваемый отказался, а заявки на замену адвоката Г. были отклонены.

Совет согласился с выводом Комиссии о том, что действительной целью заключения адвокатом В. соглашения с К. явилось желание обойти порядок назначения защитников, установленный упомянутыми выше Решениями Совета АП СПб.

За допущенные нарушения адвокату В. вынесено предупреждение.

НЕЯВКА В СУД

Неявки адвокатов в судебные заседания без заблаговременного сообщения суду об уважительности их причин – одно из самых распространенных нарушений, о которых сообщают в Палату судьи. Часть таких обращений обернулась для адвокатов дисциплинарными взысканиями, с другими обращениями Палата не согласилась, признав, что адвокаты действовали в сложившихся обстоятельствах верно.

Так, адвокаты Ж. и С. были поставлены судами двух субъектов России перед выбором приоритета очередности выполнения своих обязанностей, при этом действовали профессионально и правильно, и каких-либо нарушений в их действиях не было установлено.

Жалоба поступила от судьи Санкт-Петербургского городского суда. Судья указала на то, что защитники были надлежащим образом уведомлены о дате рассмотрения их апелляционной жалобы на постановление о продлении срока содержания под стражей – 18 апреля. 17 апреля адвокаты направили в канцелярию суда ходатайство о невозможности их явки, в связи с занятостью в заседании другого суда, о котором они были извещены 16 апреля, то есть после извещения Санкт-Петербургским городским судом.

Суд указал, что из-за неявки адвокатов заседание было отложено, из-за чего нарушены требования о сроках рассмотрения апелляционных жалоб.

Адвокаты подтвердили, что Санкт-Петербургским городским судом были извещены 4 апреля. Однако обстоятельства, в которых они оказались, не позволили им явиться в заседание по уважительной причине. Они объяснили, что по другому уголовному делу защищают двух обвиняемых, которые содержатся в разных следственных изоляторах в г. Москве. Следствие было уведомлено адвокатами о том, что 18 апреля они будут заняты в Санкт-Петербургском городском суде, но ходатайство следствия о продлении срока содержания под стражей поступило в Московский городской суд 16 апреля, о чем вечером этого же дня была извещена адвокат Ж. Так как у подзащитных истекал годичный срок содержания их под стражей, судом был заказан конвой для каждого из них. Принимая во внимание удаленность суда, отложить заседание Московского городского суда не представилось возможным, поэтому было подано ходатайство об отложении заседания в Санкт-Петербургском городском суде с приложением копии уведомления из Московского городского суда.

Комиссия не усмотрела в действиях адвокатов каких-либо нарушений. Совет с этим согласился, заключив, что адвокаты Ж. и С., без какой-либо вины с их стороны, были поставлены судами двух субъектов России перед выбором приоритета очередности выполнения своих обязанностей в этих судах при совпадении установленного судами времени рассмотрения дел. При этом речь не шла о приеме нового поручения по защите доверителей в Московском городском суде, поскольку следствие с участием этих адвокатов продолжалось уже в течение года.

В соответствии с Разъяснениями Федеральной палаты адвокатов РФ «По вопросам приоритета участия адвоката в судебных заседаниях и приоритета профессиональной деятельности над иной деятельностью» (утвержденными решением Совета ФПА РФ от 16.01.2018 (Протокол № 1), в том случае, если, несмотря на предпринятые адвокатом меры, дела, которые ведет адвокат, назначены к рассмотрению в разных судах на одну дату, адвокат, отдавая приоритет своего участия по одному из них, должен учитывать следующие обстоятельства:

· отложение разбирательства дела в связи с невозможностью явки адвоката в судебное заседание может повлечь для его доверителя, в том числе подзащитного, наступление неблагоприятных последствий, нарушение разумных сроков рассмотрения дела судом, в том числе и по причине неоднократного отложения разбирательства дела в связи с неявкой адвоката в судебное заседание, а также нарушение прав иных участников процесса;

· тяжесть предъявленного подзащитному обвинения;

· длительность содержания обвиняемого под стражей;

· сложность административного, гражданского дела и т.п.

С момента, когда адвокату стало известно о совпадении дат рассмотрения дел, он обязан при возможности заблаговременно уведомить суд о невозможности своей явки в судебное заседание по уважительной причине, а также сообщить об этом адвокатам, участвующим в данном деле (п.1 ст.14 Кодекса).

Руководствуясь указанными Разъяснениями, адвокаты Ж. и С. правомерно отдали предпочтение участию в заседании Московского городского суда, рассматривавшего вопрос о продлении предельно возможного срока содержания под стражей в соответствии с п.3 ст.109 УПК РФ с обязательным участием в заседании обвиняемых в совершении тяжкого преступления, что, помимо прочего, сопряжено с выделением конвоя для каждого из обвиняемых, содержащихся в разных следственных изоляторах. В то же время в Санкт-Петербургском городском суде было назначено рассмотрение их апелляционной жалобы на постановление о продлении срока содержания под стражей в отношении другого их доверителя. О невозможности участвовать в заседании Санкт-Петербургского городского суда адвокаты известили канцелярию суда заблаговременно.

Дисциплинарное производство прекращено.

***

Василеостровский районный суд Санкт-Петербурга представил частное постановление, в котором указал, что для участия в судебном заседании в феврале 2019 года требовался адвокат, и суд направил заявку в АП СПб. Заявка была распределена адвокату К., который впоследствии в суд не явился и о причинах неявки не сообщил, из-за чего заседание было отложено на март и повторно была направлена заявка на участие адвоката. Она вновь была распределена адвокату К., хотя суд сообщил АП СПб о неявке адвоката К. по предыдущей заявке. Адвокат и на этот раз в суд не явился, о причинах неявки суд не уведомил.

Адвокат К. пояснил, что в феврале не явился в судебное заседание из-за болезни, которую официально подтвердить не смог, поскольку лечился в частном порядке, а сообщить о невозможности явки в суд не мог, так как был болен и не оплатил вовремя телефон. В марте адвокат К. неявку в суд объяснил поломкой телефона, где находится график-календарь, по поводу чего адвокат выразил искренние сожаления и принес судье извинения.

За нарушение п.1 ст.14 КПЭА адвокату К. объявлено замечание и принято решение о приостановлении возможности его работы по назначению на 6 месяцев.

***

Представление судьи Куйбышевского районного суда Санкт-Петербурга было вынесено в отношении адвоката А., которая по назначению защищала в уголовном деле З.

Адвокат не явилась на предварительное слушание по делу, не представив сведений об уважительности своей неявки. Предварительное слушание было отложено, и в следующий раз 25 явившихся в суд обвиняемых, трое из которых прибыли из других городов авиарейсами, 24 адвоката ожидали явки адвоката А., однако и на это заседание А. не явилась. Когда З. связалась с адвокатом А. по телефону, та пояснила, что больна и в суд не придет. Для защиты подсудимой З. суд был вынужден направить заявку о срочном предоставлении адвоката, в связи с чем из-за ожидания его прибытия заседание началось с опозданием на 3 часа.

Адвокат А. оправдательных документов на свое отсутствие в судебных заседаниях не представила, уважительность своего отсутствия в суде не доказала, судьбой дела, своей подзащитной и датой следующего судебного заседания не интересовалась.

Судья посчитала, что адвокатом А. проявлены неуважение к суду и к 49 участникам процесса, нарушено право на защиту З. и правила адвокатской этики.

Адвокат А. не представила свои пояснения и в Квалификационную комиссию, которая посчитала, что адвокатом нарушен п.1 ст.14 КПЭА.

Адвокат А. на заседании Совета свою неявку в судебные заседания объяснила болезнью: она получила серьезную травму левого плеча (оскольчатый перелом), находилась в стационаре, а также страдает гипертонической болезнью и находится на амбулаторном лечении, что подтвердила медицинскими документами. Она полагала, что по неявке в предварительное судебное заседание разногласий с судьей не будет, поскольку оно предварительное, но признала, что «виновата в том, что не известила суд о невозможности явиться».

Совет АП СПб согласился с Заключением Комиссии в части дисциплинарного обвинения в нарушении адвокатом А. требований п.1 ст.14 КПЭА, поскольку фактические обстоятельства Комиссией установлены правильно, однако Совет посчитал, что неявки адвоката в судебные заседания связаны с тяжелым заболеванием и признал нарушения совершенными по уважительной причине и прекратил производство, при этом исключив адвоката А. из списка адвокатов, работающих по назначению, на 1 год.

ЖАЛОБА СУДА:

ОТМЕНА ПРИГОВОРА ИЗ-ЗА НАРУШЕНИЯ ПРАВА НА ЗАЩИТУ

Летом 2019 года в АП Санкт-Петербурга поступило обращение Заместителя председателя Санкт-Петербургского городского суда с приложенным частным определением Судебной коллегии Санкт-Петербургского городского суда от 08.07.2019 в отношении адвоката Б.

Адвокат Б. защищал Е., приговор которому был отменен, и дело было возвращено прокурору в связи с нарушением права обвиняемого на защиту.

В соответствии с требованиями п.3 ч.1 ст.72 УПК РФ защитник не имеет права участвовать в производстве по уголовному делу, если он оказывает или оказывал юридическую помощь лицу, интересы которого противоречат интересам защищаемого им подозреваемого или обвиняемого.

Доказательствами вины Е. явились показания подозреваемого и впоследствии обвиняемого А., защиту которого на предварительном следствии осуществлял тот же адвокат Б. Из этого следует, что между интересами Е. и А. имелись существенные противоречия, которые были очевидными для адвоката Б. в момент принятия решения о защите Е. Поэтому адвокат Б. был не вправе его защищать.

Невыполнение этих требований закона повлекло нарушение права Е. на защиту в стадии предварительного расследования. На основании определения Судебной коллегии адвокат Б. был отстранен от дальнейшего участия в уголовном деле.

Адвокат Б. признал допущенную им процессуальную ошибку, однако посчитал свои действия неумышленными. Он сообщил, что при ознакомлении с материалами дела обратил внимание на показания свидетеля А., посмотрев на существенные, по мнению адвоката, для выбранной линии защиты пункты. На вводную часть приговора Б. внимание не обратил, в деле по обвинению Е. ордера на защиту А. не было, иначе адвокат заявил бы себе самоотвод. А. в суде первой инстанции давал показания, не противоречащие позиции Е., а самого А. адвокат Б. не узнал, поскольку после окончания общения с ним прошло немало времени – более года.

Ни следствие, ни суд также не обратили внимания на то, что адвокат Б. защищал А., и допустили его к делу, включая и апелляционную инстанцию. После вступления адвоката Б. в дело на стадии предварительного следствия Е. отказался от данных ранее с другим защитником признательных показаний. В результате один из эпизодов по обвинению Е. был переквалифицирован с улучшением позиции Е., по другому эпизоду – защита ходатайствовала о возвращении дела прокурору.

Адвокат Б. сообщил, что подзащитный доволен работой адвоката, отстранять адвоката от защиты не просил.

За нарушение п.1 ст.11 КПЭА адвокату Б. объявлено замечание.

КРИТИКА КОЛЛЕГИ В СУДЕБНОМ ЗАСЕДАНИИ

Адвокат К. обратился в палату с жалобой в адрес своего коллеги – адвоката О., представлявшего в процессе другую сторону. Он в суде допустил критику юридической позиции процессуального противника, содержащую негативные оценочные суждения о личных и профессиональных качествах адвоката К., а также публично связал их с выводом о необоснованности размера выплаченного коллеге вознаграждения.

Дело было в следующем: адвокат К., исполняя соглашение об оказании юридической помощи, обратился в суд с исковым заявлением. Интересы ответчика представлял адвокат О., который в прениях в присутствии доверителя адвоката К. отрицательно высказался по поводу качества составленных адвокатом К. искового заявления и последующих правовых документов по делу и оказанных им юридических услуг.

Адвокат О. указал, что как представитель ответчика он в прениях сторон привел доводы к снижению судебных расходов истцовой стороны на оплату услуг представителя, то есть адвоката К., имея ввиду, что в соответствии со ст.100 ГПК РФ, расходы на представителя стороны, в пользу которой состоялось решение, удовлетворяются судом в разумных пределах, адвокат О. подверг сомнению разумность запрошенной истцом суммы (55000 рублей). Он указал, что текст искового заявления, составленный адвокатом К., не содержал никакого обоснования правовой позиции по делу и ссылок на действующее законодательство, а содержал множественные грамматические и лексические ошибки. Кроме того, истцом была уплачена госпошлина, от которой истец по закону освобождена; неграмотно и некорректно были сформулированы вопросы при назначении судом судебно-медицинской экспертизы, в том числе, не относящиеся к предмету спора и компетенции экспертов.

Комиссия и Совет пришли к выводу, что адвокат О. нарушил, во-первых, п.2 ст.15 КПЭА, когда в своем выступлении в прениях высказал мнение об уменьшении размера возмещения истцу расходов, связанных с оказанием ему юридической помощи адвокатом К., при этом дал негативную оценку квалификации и качеству юридической помощи, которую оказал истцу адвокат К., во-вторых, п.3 ст.4 КПЭА тем, что в судебном заседании и в присутствии доверителя адвоката К. допустил критику юридической позиции процессуального противника, которая содержала негативные оценочные суждения о личных и профессиональных качествах коллеги, что может быть расценено, как умаление чести, достоинства и деловой репутации, а также публично связал их с выводом о необоснованности размера выплаченного коллеге вознаграждения.

Адвокату О. объявлено замечание.

БЕСПЛАТНАЯ ЮРИДИЧЕСКАЯ ПОМОЩЬ

В апреле 2019 в АП СПб поступила жалобы инвалида с детства по слуху Х., которая обратилась за бесплатной юридической помощью к адвокату Б. и передала ей документы для ведения дела в суде. Со слов Х., в указанный день ею было подписано более шести документов о получении бесплатной юридической помощи, в этот же день Х. заплатила адвокату Б. 10000 рублей якобы за ведение дела в суде. В феврале 2019 должно было состояться судебное заседание, но адвокат Б. написала в суд ходатайство о том, что она не может прийти в суд, так как занята в другом процессе. Перед следующим заседание адвокат предупредила Х., что если не получит 10000 рублей, то не будет участвовать в заседании. Впоследствии адвокат в суд не явилась, и дело было разрешено не в пользу Х.

Адвокат Б. изложила иную версию событий: Х. обратилась к ней по вопросу взыскания с банка суммы вклада, процентов на вклад и неустойки в связи с нарушением договора банковского вклада, а также по вопросу ее заявления, направленного в ОБЭП по факту неправомерных действий. Поскольку решение этих вопросов не включено в перечень по оказанию бесплатной юридической помощи, с Х. было заключено соглашение, предметом которого являлось изучение материалов гражданского дела о взыскании суммы вклада, процентов на вклад и неустойки в связи с нарушением договора банковского вклада. Гонорар адвоката был определен в 10000 рублей. Адвокат Б. ознакомилась с материалами дела, установив в том числе, что ранее неоднократно судебные заседания откладывались по заявлению Х., нуждавшейся в помощи адвоката. Х. сообщила, что суд ее предупредил, что по этому основанию переноса слушания более не будет. Несмотря на это, в назначенный день адвокат была занята, она подготовила ходатайство об отложении дела и отдала его Х.

Свою неявку в следующее заседание Б. объяснила отсутствием соответствующего соглашения с Х., которая, несмотря на предупреждение адвоката, не внесла заранее в кассу оговоренную сумму гонорара в 10000 рублей. При этом в соглашении было указано «изучение дела…», а в квитанции «ведение дела», что адвокат Б. объяснила ошибкой секретаря, принимавшей деньги. Кроме того, адвокат сообщила, что в тот же период Х. неоднократно консультировалась по вопросам, входящим в перечень вопросов по оказанию бесплатной юридической помощи, для чего и были оформлены «больше шести документов о получении бесплатной юридической помощи».

Впоследствии на заседании Совета адвокат Б. сообщила, что соглашение с Х. не заключалось, таким образом Б. получила вознаграждение и документы для дальнейшего ведения дела Х. без заключения письменного соглашения, то есть нарушила п.п.1 и 2 ст.25 Закона об адвокатуре

Кроме того, адвокат Б. ввела в заблуждение Х. относительно объема принятых на себя полномочий, нарушив п.2 ст.5 КПЭА, а при подготовке ходатайства о переносе судебного заседания, адвокат Б. уже имела обязательство по ранее принятому поручению на ту же дату в другом суде (нарушение п.3 ст.10 КПЭА).

Комиссия и Совет усмотрели в действиях адвоката Б. также нарушение п.1 ст.14 КПЭА, т.к. при подготовке ходатайства о переносе судебного заседания адвокатом Б. было установлено, что ранее неоднократно судебные заседания откладывались по заявлению Х., нуждавшейся в помощи адвоката, и доверитель предупреждалась судом, что по этому основанию переноса слушания более не будет.

Недобросовестное исполнение адвокатом Б. обязанностей по защите Х. признано нарушением п.п.1 и 2 ст.8 КПЭА. Адвокату объявлено замечание.

АДВОКАТ ПРЕВРАТИЛСЯ В ЕДИНСТВЕННОГО СВИДЕТЕЛЯ

Адвокат Н. выступил в качестве единственного свидетеля обвинения по уголовному делу в отношении своего доверителя Р. В результате чего Р. был признан виновным в совершении преступления по ч.1 ст.137 УК РФ, и лишь судом апелляционной инстанции дело было прекращено.

Между Р. и адвокатом Н. было заключено соглашение в пользу третьего лица – на защиту Ш. По окончании предварительного следствия адвокат Н. получил от следователя копии материалов уголовного дела в отношении Ш., в том числе видеозаписи допросов несовершеннолетней потерпевшей, и передал их доверителю Р., который разместил материалы дела в интернете в сети «ВКонтакте», после чего в отношении Р. было возбуждено уголовное дело по ч.1 ст.137 УК РФ.

Из протокола допроса следствием и из протокола судебного заседания следовало, что адвокат Н. сообщил следствию и суду, каким образом копии материалов уголовного дела по обвинению Ш. оказались у Р.

Адвокат Н. объяснил это тем, что Р. был доверителем по соглашению об оказании юридической помощи Ш., оплачивал работу адвоката, в связи с чем адвокат Н. отчитывался перед Р. о своей работе. Кроме того, будучи врачом, Р. имел возможность в медицинском сообществе получить с помощью материалов уголовного дела заключение специалиста о достоверности показаний потерпевшей. Адвокат Н. указал, что предупреждал Р. о нежелательности распространения информации, содержащейся в материалах дела.

Комиссия при этом отметила, что, предавая видеоматериалы Р., адвокат Н. предполагал, что они будут переданы для просмотра неопределенному кругу лиц, пусть даже специалистам в области медицины. Сам факт передачи адвокатом видеоматериалов из уголовного дела в отношении Ш. являлся актом их взаимодействия в рамках заключенного соглашения об оказании юридической помощи.

Комиссия также отметила, что в соответствии с п.1 ст.6.1 КПЭА Р. справедливо считает себя доверителем адвоката Н., чьи жалобы в соответствии с п.1 ст.20 КПЭА могут являться основанием для признания их допустимым поводом для возбуждения дисциплинарного производства в отношении адвокатов.

Оценивая указанные обстоятельства, Комиссия руководствовалась положениями                              ст.8 Закона об адвокатуре и ст.6 КПЭА, в соответствии с которыми доверие к адвокату не может быть без уверенности в сохранении адвокатской тайны, к которой относятся любые сведения, связанные с оказанием юридической помощи своему доверителю. Адвокат не может быть вызван и допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с оказанием юридической помощи. Адвокат не вправе давать свидетельские показания об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с исполнением профессиональных обязанностей.

Комиссия отметила, что тактику защиты вырабатывает и предлагает доверителю адвокат. Он вправе считать, что некоторые действия могут ухудшить позицию подзащитного и не содействовать осуществлению этих действий. Вместе с тем, информация о намерении доверителя совершить некие ухудшающие, по мнению адвоката, позицию подзащитного действия или об их совершении, о советах, данных адвокатом при этом своему доверителю, относится к сведениям, полученным при оказании юридической помощи, то есть, к адвокатской тайне, которую в данном случае адвокат Н. нарушил. Тем более, что адвокат фактически создал двусмысленную ситуацию, в которой его доверитель Р. совершил ошибку, за которую был привлечен к уголовной ответственности.

Совет, согласившись с Комиссией, признал в действиях адвоката Н. нарушения ст.8 Закона об адвокатуре и ст.6 КПЭА, в соответствии с которыми адвокат не вправе давать свидетельские показания об обстоятельствах, которые стали ему известны в связи с исполнением профессиональных обязанностей, что выразилось в том, адвокат Н. без согласия доверителя согласился дать показания в качестве свидетеля и сообщил следствию и суду, каким образом копии материалов уголовного дела по обвинению Ш. оказались у его доверителя Р.

Адвокату Н. вынесено предупреждение.

АДВОКАТ-СВИДЕТЕЛЬ И КОНФЛИКТ ИНТЕРЕСОВ

В декабре 2019 АП Санкт-Петербурга рассматривала две жалобы бывшего генерального директора Б., оказавшегося из-за разгоревшегося внутрикорпоративного конфликта отстраненным от должности. В результате действующее руководство Общества и бывший генеральный директор стали процессуальными противниками по ряду арбитражных споров. Два адвоката осуществляли юридическое обслуживание Общества, в том числе в то время, когда генеральным директором организации был Б.

Б. направил в Палату жалобы, в которых указал, что адвокат К. в отношении него как бывшего доверителя дал показания в арбитражном процессе, сообщив, что Б. совершил преступление, а адвокат М. принял поручение от лица, имеющего интересы, идущие вразрез с интересами Б.

Адвокат К.

Б. до февраля 2019 года являлся генеральным директором и членом совета директоров компании. Во время вступления Б. в должность адвокат К. уже осуществлял представительство организации, а в последующем получил от Б. как от генерального директора новые доверенности на представительство юридического лица.

К жалобе Б. приложил аудиозапись допроса адвоката К. в качестве свидетеля в Арбитражном суде. На записи зафиксировано, как при установлении судом личности свидетеля последний представился адвокатом К., сообщившил, что с января 2018 года по настоящее время он является представителем компании и что доверенность на представительство ему выдана генеральным директором Б.

На вопрос представителя ответчика, до какого времени у адвоката К. с Б. были нормальные, деловые отношения в рамках деятельности организации, К. ответил, что в середине января 2019 года он узнал, что Б. украл у возглавляемой компании акции другой организации. До этого времени отношения были нормальными.

Таким образом, адвокат К. явился в судебное заседание и дал показания в отношении своего доверителя – юридического лица и его бывшего генерального директора Б. по обстоятельствам, которые стали ему известны на момент осуществления Б. функций генерального директора, сообщив в судебном заседании о том, что Б. совершил преступление.

Адвокат К. был уверен, что нарушений при даче свидетельских показаний им допущено не было. Он указал, что как адвокат никогда не оказывал юридическую помощь лично гражданину Б., а представлял интересы юридического лица, в котором Б. был руководителем. Представительство осуществлял на основании доверенности от компании, ордера адвоката не использовал. Адвокат также сообщил, что от юридического лица получил разрешение на разглашение сообщенных им сведений.

Было признано, что, дав показания в качестве свидетеля в Арбитражном суде, не имея соответствующих доказательств и ссылаясь на сведения, отсутствующие в открытом доступе, без согласия доверителя сделал заявление, умаляющее честь и достоинство Б., сообщив суду, что Б., являясь генеральным директором компании, «украл» («похитил, умыкнул») акции, адвокат К. нарушил требования подп.5 п.4 ст.6, п.2 ст.8 Закона об адвокатуре и п.6 ст.6, подп.4 и 7 п.1 ст.9 КПЭА, в соответствии с которыми адвокат не может быть вызван и допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными в связи с обращением к нему за юридической помощью или в связи с ее оказанием, разглашать без согласия доверителя сведения, сообщенные им адвокату в связи с оказанием ему юридической помощи, и использовать их в своих интересах или в интересах третьих лиц; допускать в процессе разбирательства дела высказывания, умаляющие честь и достоинство других участников разбирательства, даже в случае их нетактичного поведения.

Адвокату К. объявлено замечание.

Адвокат М.

С адвокатом М. соглашение было заключено еще в то время, когда Б. являлся генеральным директором Общества. По соглашению адвокат должен был осуществлять защиту Б. по уголовному делу на стадии апелляционного обжалования. Кроме того, Б. сообщил, что обращался к адвокату М. по иным вопросам – в области семейного и наследственного права, составлявшим семейную тайну.

В жалобе на адвоката М. отстраненный от должности Б. сообщил, что был отстранен на основании сфальсифицированного протокола заседания совета директоров Общества, в связи с чем подал исковое заявление об оспаривании результатов этого заседания.

Адвокат М. на заседании Арбитражного суда по иску Б. к Обществу о признании решения совета директоров недействительным пояснил суду, что представляет интересы допрошенного свидетеля П., с которой у него заключено соглашение и которая является председателем совета директоров Общества. По мнению Б., в своих показаниях свидетель П. руководствовалась информацией, полученной адвокатом М. во время оказания юридической помощи Б.

При этом адвокат М. о желании консультировать П. по арбитражному делу по иску Б. ничего не сообщал, и Б. не предоставлял адвокату письменного разрешения на прекращение режима адвокатской тайны.

Адвокат М. пояснил, что в ноябре 2018 года к нему обратился Б. с просьбой стать защитником в уголовном деле. На одном из заседаний суда, на которое сам Б. не явился, в суд поступили письменные объяснения, в которых Б. изобличал себя как виновное лицо и изобличал других участников процесса, раскаивался в совершенном. Эти объяснения адвокат М. воспринял как самооговор под психологическим давлением со стороны частного обвинителя и ему подконтрольных лиц.

В дальнейшем Б. на связь с адвокатом не выходил, переписка с ним носила конфликтный характер, поскольку он настаивал на своей правовой позиции, с которой адвокат согласиться не мог.

В марте 2019 в судебном заседании Б. заявил отказ от дальнейшего участия адвоката М. в процессе, и общение с Б. прекратилось.

Вне рамок указанного соглашения Б. к адвокату М. не обращался ни по каким юридическим вопросам, тем более – по отчуждению акций Общества. Эти акции были проданы Б. до знакомства с адвокатом. При этом адвокат М. не участвовал в каких-либо корпоративных процедурах, вытекающих из деятельности Общества.

Председатель совета директоров Общества П. обратилась к адвокату М. с просьбой представлять ее интересы как свидетеля в судебном процессе в Арбитражном суде. Дело касалось снятия Б. с должности генерального директора Общества. Во время допроса судом П. в качестве свидетеля никакой конфиденциальной информации, которая могла бы послужить поводом для возбуждения уголовного дела в отношении Б., не разглашалось.

При этом адвокат отметил, что не мог разгласить адвокатскую тайну своей доверительнице П., поскольку Б. и П. фигурировали в качестве соучастников в уголовном деле, по которому адвокат М. защищал Б., правовая позиция соучастников формировалась сообща, иных сведений, образующих адвокатскую тайну, Б. адвокату не сообщал.

После отказа Б. от услуг адвоката М. никаких отношений, регламентированных законодательством об адвокатуре и адвокатской деятельности, между Б. и адвокатом М. не было.

Принятие поручения от П., по мнению адвоката, не препятствовало исполнению поручения Б., так как Б. утратил статус его доверителя в марте 2019.

Адвокат также полагал, что допрошенная в судебном заседании Арбитражного суда в качестве свидетеля П. не сообщила суду никаких конфиденциальных сведений о Б., в том числе, таких, какие могли бы стать ей известны от адвоката М., вследствие чего нарушение адвокатской тайны допущено не было.

Совет отметил, что самого факта наличия у адвоката М. сведений, полученных от Б., которому ранее оказывалась юридическая помощь, достаточно как для потенциального конфликта интересов с новым доверителем (П.), выступающим в качестве процессуального оппонента по отношению к Б., так и для возможного нарушения иммунитета доверителя либо доверителей, что выражается в нахождении доверителя либо доверителей в состоянии обоснованного опасения разглашения или использования конфиденциальных сведений, полученных адвокатом при оказании квалифицированной юридической помощи.

Сохранение адвокатом профессиональной тайны обеспечивает иммунитет доверителя (п.1 ст.6 Кодекса). Иммунитет доверителя представляет собой особое правовое состояние неприкосновенности прав и интересов доверителя в связи с обращением к адвокату и получением квалифицированной юридической помощи. Соблюдение иммунитета доверителя является важнейшей гарантией реализации конституционного права на квалифицированную юридическую помощь.

Позиция Совета подтверждается положениями п.6 Рекомендаций по обеспечению адвокатской тайны и гарантий независимости адвоката при осуществлении адвокатами профессиональной деятельности, утвержденных решением Совета Федеральной палаты адвокатов Российской Федерации от 30.11.2009 (в редакции 05.10.2017).

Таким образом, адвокатом М. нарушен подп.10 п.1 ст.9 КПЭА, в соответствии с которым адвокат не вправе оказывать юридическую помощь в условиях конфликта интересов, предусмотренного ст.11 КПЭА, что выразилось в существующем конфликте интересов между доверителем адвоката М. в уголовном деле Б. и представляемой адвокатом в арбитражном деле П., поскольку оба они привлекались в качестве обвиняемых (соучастников) по одному уголовному делу, в котором интересы Б. представлял адвокат М., при этом Б., по утверждению адвоката, «изобличал других участников процесса», включая П., но сведений о том, что П. признавала свою вину не представлено.

Также Совет посчитал, что адвокат М. принял поручение на представление интересов нового доверителя П. в арбитражном процессе, где П. была намерена давать свидетельские показания, опровергающие правовую позицию Б., выступающего в этом деле в качестве истца, то есть выступала в качестве процессуального оппонента по отношению к Б. – бывшему доверителю адвоката М. (нарушение п.1 ст.11 КПЭА).

Адвокату М. объявлено предупреждение.

НЕТ НАРУШЕНИЙ

Недостаточное выпрямление позвоночника и неявка в суд по уважительной причине не могут служить основаниями для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности, решили Комиссия и Совет.

Две жалобы поступили в АП СПб из Колпинского районного суда Санкт-Петербурга в отношении адвоката К.

Из первой следовало, что адвокат К. осуществлял в порядке ст.51 УПК РФ защиту Б. Судья указал, что в ходе судебного процесса адвокат К. неоднократно допускал нарушения порядка в судебном заседании: прерывал председательствующего, жестикулировал, комментировал судебный процесс во время выяснения у обвиняемой Б. позиции по заявленному следственными органами ходатайству, обращался к участникам процесса не вставая. Замечания, которые объявлялись судом адвокату (не менее 5 раз), защитником игнорировались.

Кроме того, перед удалением председательствующего в совещательную комнату защитник высказал реплику о подаче жалобы на действия председательствующего в Квалификационную коллегию судей и председателю Колпинского районного суда города Санкт-Петербурга.

Суд посчитал, что указанные действия адвоката К. являются нарушением ст.7 Закона об адвокатуре и ст.ст.9 и 12 КПЭА, при этом указание в судебном процессе о дальнейшем обжаловании действий председательствующего носит характер давления на судью с целью вынесения решения, необходимого стороне защиты.

Адвокат К. также являлся защитником Р. в другом уголовном деле, которое рассматривалось тем же судом. 9 июля защитник был лично уведомлен телефонограммой о дате судебного заседания – 22 июля, а 17 июля он направил в суд ходатайство об отложении судебного разбирательства в связи с его участием в другом заседании в другом суде, согласованном ранее, при этом каких-либо подтверждающих материалов к ходатайству приложено не было.

При этом суд указывал, что направленные им в АП СПб заявки для предоставления в судебный процесс другого защитника по назначению были отклонены. Суд посчитал неявку защитника и отклонение АП СПб заявок о предоставлении другого адвоката повлекли невозможность возобновления производства по уголовному делу, срыв судебного разбирательства и затягивание сроков рассмотрения уголовного дела.

Из протокола судебного заседания по первому делу в отношении Б. следовало, что между председательствующим и адвокатом К. возникли разногласия в связи с различным толкованием правил ведения судебного процесса и поведения его участников. При этом адвокат К. вступил в пререкания с судьей, прерывал его, обращался к судье и участникам процесса с места не вставая, вслух комментировал ход судебного процесса во время выяснения судом позиции обвиняемой.

Адвокат К. был категорически не согласен с такой трактовкой его поведения, что подтвердил копией его обращения к председателю Колпинского районного суда Санкт-Петербурга и копией замечаний на протокол судебного заседания.

Оценивая указанные обстоятельства, Комиссия и Совет заметили, что нормами УПК РФ именно на председательствующего возложена обязанность по обеспечению соблюдения порядка в судебном заседании. В соответствии с ч.1 ст.258 УПК РФ при нарушении порядка в судебном заседании, неподчинении распоряжениям председательствующего лицо, присутствующее в зале судебного заседания, предупреждается о недопустимости такого поведения. Из протокола следовало, что адвокату К. неоднократно объявлялись «замечания», то есть судом применена форма реагирования на нарушение, не предусмотренная УПК РФ. Это, по мнению Комиссии и Совета, свидетельствует о том, что тяжесть допущенных адвокатом нарушений не достигала уровня, за которым должно следовать «предупреждение», предусмотренное процессуальным законом. Это согласуется и с пояснениями адвоката об излишней нервозности обстановки в зале суда и, возможно, недостаточно четкой артикуляции им своих физических действий, в частности, «привставание» с места при обращении к участникам процесса, вместо вставания в полный рост.

В соответствии с ч.2 ст.257 УПК РФ обращаться к суду и давать показания необходимо стоя. Однако, по мнению Комиссии и Совета, недостаточное выпрямление позвоночника не может служить основанием для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности.

Адвокат вправе возражать суду в соответствии с ч.3 ст.243 УПК РФ, высказывая и мотивируя свою позицию по делу, но не вправе делать суду замечания. А согласно требованиям ст.12 КПЭА, возражая против действия судей, адвокат должен делать это в корректной форме и в соответствии с законом. Однако, каких-либо замечаний в адрес суда со стороны адвоката К. в протоколе судебного заседания не зафиксировано.

При таких обстоятельствах Комиссия и Совет пришли к выводу, что даже при наличии формальных нарушений правил поведения в судебном заседании со стороны адвоката К., уровень их тяжести находился в пределах проявленной адвокатом неосторожности и не мог повлечь за собой применения мер дисциплинарной ответственности.

Что касается второго дела в отношении Р., то в соответствии с п.1 ст.14 КПЭА суд был заблаговременно уведомлен адвокатом К. о невозможности своего присутствия на заседании 22 июля: в личной беседе с судьей 15 июля и в ходатайстве от 17 июля об отложении дела на 6 августа – дату, согласованную с судом. Текст ходатайства подтверждает позицию адвоката К., а представленная повестка на заседание другого суда подтверждает обоснованность отсутствия адвоката на заседании Колпинского районного суда 22 июля.

Таким образом, Комиссия и Совет решили, что неявка адвоката К. в судебное заседание 22 июля была обусловлена уважительными причинами, о которых адвокат заблаговременно и надлежащим образом уведомил суд.

Дисциплинарное производство в отношении адвоката К. было прекращено.

***

Личное консультирование несовершеннолетней в возрасте старше 17 лет по вопросам обращения в органы опеки и попечительства является профессиональным правом и обязанностью адвоката.

Летом 2019 в АП обратилась с жалобой мать несовершеннолетней девочки (С.). Она сообщила, что адвокат М. заключила соглашение с Д. на оказание юридической помощи несовершеннолетней С., не согласовав это с ней как с матерью и законным представителем. Заявительница считала, что Д. не имеет права действовать ни от имени, ни в интересах несовершеннолетней С., что она оказывает негативное влияние на девочку, вовлекая ее в употребление спиртных напитков и сексуальные контакты нетрадиционной ориентации.

Заявительница попросила «принять меры и оградить мою дочь от дальнейшего общения с адвокатом М.…».

Адвокат М. сообщила, что в конце апреля 2019 года к ней обратилась несовершеннолетняя С., которая рассказала, что регулярно подвергается физическому насилию со стороны матери и ее сожителя, и просила оказать ей юридическую помощь. Мать требовала от несовершеннолетней плату за проживание дочери в квартире, где та зарегистрирована и т.п. Адвокат разъяснила С. положения ст.56 Семейного кодекса РФ и процедуру эмансипации и предложила С. обратиться в отдел опеки и попечительства. С. попросила адвоката пойти туда с ней, на что М. пояснила, что необходимо заключить соглашение на оказание юридической помощи, и оно может быть заключено с ней без участия ее законного представителя в той части, в которой она вправе самостоятельно осуществлять свои права в порядке ст.56 СК РФ. Адвокат М. в своих объяснениях указала, что ею не оказывается бесплатная юридическая помощь в порядке, предусмотренном законом «О бесплатной юридической помощи в Российской Федерации», поэтому соглашение с С. должно было носить возмездный характер. Предвидя негативную реакцию матери несовершеннолетней на вмешательство адвоката и отсутствие доказательств того, что гонорар, указанный в соглашении, является заработком девочки, адвокат предложила заключить соглашение с любым совершеннолетним лицом, которому С. доверяет. Таким лицом явилась совершеннолетняя подруга – Д. Тогда на основании соглашения об оказании юридической помощи адвокат сопроводила С. в ЧУ социального обслуживания населения, где несовершеннолетняя находилась почти два месяца. Там адвокат присутствовала при общении С. с сотрудниками, давала необходимые консультации. В дальнейшем она поддерживала контакты с представителями органа опеки и попечительства и с отцом несовершеннолетней.

Предметом соглашения стало: «при обращении в органы опеки и попечительства, а также в иные государственные и муниципальные органы и организации, к их должностным лицам в связи с нарушением ее прав и законных интересов, в частности в связи со злоупотреблением родительскими правами со стороны матери», представление интересов несовершеннолетней в случае обращения в органы опеки.

В соответствии с п.2 ст.56 СК РФ при нарушении прав и законных интересов ребенка, в том числе при невыполнении или при ненадлежащем выполнении родителями (одним из них) обязанностей по воспитанию, образованию ребенка либо при злоупотреблении родительскими правами, ребенок вправе самостоятельно обращаться за их защитой в орган опеки и попечительства, а по достижении возраста четырнадцати лет в суд.

Оценивая с этих позиций оказание адвокатом М. юридической помощи несовершеннолетней С., Совет отметил, что личное консультирование несовершеннолетней в возрасте старше 17 лет по вопросам обращения в органы опеки и попечительства является профессиональным правом и обязанностью адвоката. То обстоятельство, что соглашение на оказание юридической помощи С. было заключено не с законным представителем, а с совершеннолетней подругой доверительницы, не может рассматриваться как нарушение положений Закона об адвокатуре, поскольку п.2 ст.25 Закона об адвокатуре предусматривает заключение соглашения в пользу третьего лица, а характер оказываемой по соглашению помощи находится в рамках полномочий самого несовершеннолетнего.

Таким образом, Комиссия и Совет не нашли в действиях адвоката М. каких-либо нарушений, и дело было прекращено.